Знакомство двадцатилетнего, еще мало кому известного поэта Федора Тютчева с «младой феей» Амалией фон Лерхенфельд, дочерью баварского дипломата, произошло в середине 1823 года в Мюнхене. Федора Тютчева назначили сюда сверхштатным чиновником при русской дипломатической миссии…
Шестнадцатилетняя Амалия покровительствовала превосходно воспитанному, чуть застенчивому русскому дипломату. Вместе с Теодором, как звали на чужбине Федора Ивановича, она совершала частые прогулки по зеленым улицам Мюнхена. Они обожали поездки по древним предместьям, дальние экскурсии к прекрасному Дунаю, с шумом пробивающему себе дорогу сквозь восточные склоны Шварцвальда. О тех временах остались известные поэтические воспоминания:
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
И на холму, там, где, белея,
Руина замка вдаль глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит…
Это стихотворение Тютчев, уже давно женатый на другой женщине, написал в 1833 году, по-видимому, отметив таким образом десятую годовщину своей любви к Амалии.
«Амалия была одарена редкостной, уникальной красотой, – подчеркивал исследователь жизни и творчества поэта Вадим Кожинов. – Ею восхищались позднее такие разные люди, как Генрих Гейне, Пушкин, Николай I. Баварский король Людвиг I заказал портрет Амалии для собираемой им галереи европейских красавиц.
Взаимоотношения Амалии с Тютчевым, продолжавшиеся целых полвека, говорят о том, что она сумела оценить поэта и его любовь. Но она или не смогла, или не захотела связать с ним свою судьбу. Из стихотворения 1824 года можно заключить, что имелись какие-то решительные противники этой любви. До нас дошли неясные сведения о драматических перипетиях начала 1825 года, когда Тютчев едва не оказался участником дуэли (неизвестно с кем, но явно в связи со своей любовью к Амалии) и должен был уехать из Мюнхена, уволившись в отпуск».
Поэт, очарованный юной подругой, не случайно ревновал и боялся за свою любовь. Своенравная красавица, несмотря на нежные чувства, которые она выказыла Теодору, все же отдала свою руку другому русскому дипломату – барону Александру Сергеевичу Крюденеру, который был на семь лет старше Тютчева и представлялся, видимо, более подходящей партией, нежели Федор Иванович.
Говорят, барон Крюденер нрав имел весьма тяжелый… Неизвестно, пожалела ли потом Амалия Максимилиановна о поспешном, навязанном ей замужестве, но сохранилось письмо, которое поэт отправил своим родителям через несколько лет, уже после отъезда Крюденеров в Россию. Там есть такие строки:
«Видите ли вы иногда г-жу Крюденер? Я имею основание предполагать, что она не так счастлива в своем блестящем положении, как бы я того для нее желал. Милая, прелестная женщина, но какая несчастливая. Она никогда не будет так счастлива, как она того заслуживает. Спросите ее, когда вы ее увидите, помнит ли она еще о моем существовании».
Амалия вызывала поклонение величайших поэтов. И не только поэтов: все тридцатые годы XIX столетия она не переставала блистать в свете, восхищая своим умом и красотой не только мужчин, но и женщин. Вот какой увидела ее на балу в Аничковом дворце другая красавица той поры – Александра Смирнова-Россет:
«Она была в белом платье, зеленые листья обвивали ее белокурые локоны; она была блистательно хороша».
Весьма любопытно подлинное происхождение Амалии. Она была внебрачной дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III и княгини Турн-и-Таксис и являлась, таким образом, сводной сестрой другой дочери этого короля – русской императрицы, супруги Николая I Александры Федоровны. Королевская дочь, да еще к тому же ослепительная красавица, Амалия стремилась добиться как можно более высокого положения в обществе. Муж ее сделал хорошую карьеру и занял ответственный пост в Министерстве иностранных дел.
«Она хотела вознаградить себя за навязанное ей замужество, – писала о своей тетке Амалии великая княжна Ольга Николаевна, – и окружила себя блестящим обществом, в котором она играла роль и могла повелевать. У нее и в самом деле были манеры и повадки настоящей гранд-дамы».
Весь двор шептался о сильнейшем и отнюдь не платоническом увлечении императора баронессой. По высочайшему соизволению она получила в дар имение с прелестным парком. Амалия стала соседкой и близкой подругой любимой дочери императора, великой княгини Марии Николаевны. Государь тоже часто гостил в загородном дворце прекрасной баронессы. Но уже с зимы 1838 года стало наблюдаться резкое охлаждение: место императора заступил граф Бенкендорф. Позднее, яркое чувство сделало всесильного шефа жандармов послушным рабом привыкшей блистать красавицы. Ольга Николаевна не одобряла поведения своей тетушки:
«Служба Бенкендорфа очень страдала от влияния, которое на него оказывала Амели. Как во всех запоздалых увлечениях, было в нем много трагического. Она пользовалась его деньгами, его связями, где и как только ей это казалось выгодным, а он – и не замечал этого. Странная женщина! Под добродушной внешностью и прелестной, часто забавной натурой скрывалась хитрость самого высокого порядка».
Одна из самых главных «хитростей» заключалась в том, чтобы оказывать Федору Ивановичу и его семье дружеские услуги. Она во многом способствовала переезду Тютчевых в Россию и получению Федором Ивановичем новой должности. Поэт всегда неловко чувствовал себя после этих услуг. Но у него, обремененного большой семьей, просто не было иного выхода.
После смерти Крюденера Амалия Максимилиановна стала женой финляндского губернатора и члена Государственного совета графа Н. В. Адлерберга. В то время ей уже исполнилось сорок шесть, но она все еще слыла красавицей.
Их с Тютчевым дружба-любовь длилась всю жизнь. Судьба еще дважды ненадолго свела их…
В июле 1870 года Федор Иванович лечился в Карлсбаде. В это время сюда съезжалась европейская и русская знать. Многие здесь были знакомы поэту. Но самой радостной, пожалуй, стала встреча с Амалией Максимилиановной, приехавшей с мужем. Ей исполнилось шестьдесят два, Тютчеву – шестьдесят семь.
Вскоре родились строки, известные многим:
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое –
И сердцу стало так тепло…
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, –
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
Лет пятнадцать назад у российских литературоведов появилось сомнение в том, что это стихотворение Тютчева посвящено Амалии Крюденер. Выяснилось, что летом 1870 года Амалия вовсе не была в Карлсбаде или поблизости от него, а знаменитое стихотворение написано именно там. Амалия же, судя по семейной переписке, находилась в это время или в Петербурге, или в его окрестностях, или в своих русских имениях. А за буквами «К. Б.», стоящими перед стихотворением, поэт якобы скрыл инициалы Клотильды Ботмер, сестры своей первой жены Элеоноры.
Впрочем, факты эти никак не умаляют значимости в судьбе поэта Амалии Крюденер.
…Последняя их встреча произошла 31 марта 1873 года, когда разбитый параличом поэт вдруг увидел у своей постели Амалию Максимилиановну. Лицо его сразу просветлело, в глазах показались слезы. Он долго молча на нее смотрел, не произнося от волнения ни слова.
На следующий день Федор Иванович дрожащей рукой написал несколько строк дочери Дарье:
«Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией Крюденер, которая пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и приезжала проститься со мной. В ее лице прошлое лучших моих лет явилось дать мне прощальный поцелуй…»
Ранним утром 15 июля поэта не стало. Амалия Максимилиановна пережила своего друга на пятнадцать лет.
|
Главная 